джонатан тянет эбби за ворот рубашки и жестом приказывает не привлекать к себе внимание. в паре шагов от них директор хэлстрём третий раз поправляет свои огромные очки и чеканит жесткое "нет" так громко, что это долетает до конца коридора. эбби одними глазами спрашивает: что происходит?
- я повторяю ещё раз, мистер кук, мы не можем позволить вам расклеить эти листовки на территории школы. начнётся паника, родители будут в ярости. оставьте это дело шерифу. кроме того, разве билл не сбегал уже несколько раз? уверен, все будет в порядке, - только мужчина, с которым разговаривал директор, его словно не слышит. он потрясает листовками перед его лицом. с белоснежной бумаги с белоснежной улыбкой беззаботно смеется билли. у эбби в глазах темнеет.
- вы не понимаете, билли кого-то боялся. говорил, что за ним следят. он бы не стал мне врать!
- пребывание в школе совершенно безопасно, мистер кук, уверяю вас, детям здесь ничего не угрожает. а теперь, я попросил бы вас уйти, иначе мне придется вызвать патруль.
джонатан шипит эбби, чтобы она не смела в это лезть. сначала сэм, теперь и билли - все кругом молчат, но в этой сраной дыре происходит что-то паршивое, и лучше держаться подальше от неприятностей, но когда эбби это вообще останавливало? она догоняет мистера кука на улице и принимает из его рук листовки. дети должны знать правду, они это заслуживают, - твердо заявляет девчонка, когда разъяренный директор вызывает её к себе в кабинет.
- правда в том, - он стучит по столу с такой силой, что подставки подскакивают и жалобно скрипят, - что билли кук - наркоман и паршивец, сбегавший из дома наверняка даже больше, чем официально заявлено. и ты сейчас подняла волну ради фикции.
- ублюдок, - бормочет под нос эбби, не замечая, как по коридору за нею следуют тени.

висконсин - это, конечно, та ещё дыра, и придорожную пыль с побитых улиц хочется смыть не столько с обуви, сколько с самого себя - итана натурально от викенвилля тошнит, потому что именно из-за таких городов висконсин и объезжают стороной, предпочитая любой другой штат, лишь бы не этот.
впрочем, он не отчаивается. за окном город вовсю принаряжается к очередному празднеству: вот уже высится остов костей железного одноглазого монстра, который ночью преобразится в играющее всеми цветами колесо обозрения, растягивается рядом лабиринт кривых зеркал, полнится воздух вкусом попкорна и сладкой ваты. итан стоит перед зеркалом с бумажкой в руке, одними губами повторяет речь,
моргает и вот уже вечер, время летит немилостиво, но он улыбается ярко, обезоруживающе и воздух вокруг дрожит уже не от запахов, а от его обещаний - сделать город конкурентоспособным, развивать туризм, промышленность, открыть колледж и сделать больше рабочих мест. улыбка у итана становится чуть злее, когда он видит в толпе косухи с волчьей пастью - всю эту кодлу он тоже вырежет обязательно, потому что, - вслух продолжает итан - в викенвилле нет места насилию, криминальным авторитетам и всему тому, что отравляет нашу с вами жизнь. речь нового мэра кто-то встречает овациями, кто-то лишь сомнительным шепотом - люди в этом обоссанном городишке не то чтобы не готовы к переменам, они их боятся и считают, что застрять в своем прошлом веке спокойнее и безопаснее. только жизнь встряхнет их, и делает это она уже сейчас, когда по ярмарке чужого тщеславия разносится полный ужаса чей-то крик. праздник насмарку, у итана дергается глаз - столько денег и всё на ветер. поисковые отряды, организованные бравыми волками, разлетаются по всем направлениям и вскоре находят девчонку в одном тряпье и с выжженными глазницами.
гребаный город, думает итан, только этого ещё ему не хватало.

- билли, мать твою, давай поживее. мэр велел нам закончить с этим дерьмом до утра, ему, видите ли, "нужны результаты".
билли уныло косится на бригадира, мысленно посылая и его, и треклятого мэра на три буквы и куда дальше, вслух же отвечает, что его дома тоже ждут жена и дети, тревожась, когда эта подработка исподтишка крадет его на всю ночь, без продыха, и его брак под угрозой. он подгоняет своих ребят, по уши покрытых антрацитовой сажей, оборудование со стен соскальзывает, как капли пота с его лба, градом застилающие глаза, второпях билли замечает что-то постороннее в недрах.
- эй, глядите-ка! не похоже, что это годится для плавки.
все замирают, с неподдельным удивлением разглядывая диковинное каменное изваяние, которому здесь не место – выглядит чужеродно и будто сошедшим со страниц произведений лавкрафта. будто ведьмы из древних легенд приложили к этому свою руку. не трогай. убирайся подальше. будь рядом. продолжай. машинный гул нарастает, превращаясь во что-то нечеловечное, душераздирающе скребя по барабанным перепонкам. билли внезапно заходится в кашле, смачно отхаркивая на ладони кровь с примесью серебристой пыли. жизнь свою сквозь пальцы пропускает. билли слышит оттуда. с глубины. из каменного монстра. чьи-то оборванные крики. в горле саднит. билли видит, как отовсюду к нему тянутся чужие руки. тени спешат расступиться, чтобы затем с головой поглотить. тьма завладевает разумом первопроходцев. она неспешно диктует безумцам свои правила. и они чувствуют себя чем-то большим. под покровительством почти что бога. бездны, что есть всё и ничто. она алчет их крови и дорога эта приведет лишь к смерти  всего живого.
ночь сменяет день. работа кипит. кирки продолжают стучать, отбивая монотонность бытия. свинец добывается наравне с углем, пока город мирно спит, никто не беспокоится. никто просто не знает.