[indent]он знал. он с самого начала знал, что всё так и будет.
[indent]отрицать это глупо, абсурдно до смешного, но йере всё же отрицает — не может по-другому, иначе вариантов немного; иначе стоит сразу признать, что ошибался буквально во всём и на всякий случай перестать дышать за ненадобностью. дышать и так получается через раз: воздуха по какой-то причине катастрофически мало, хотя по пустующей сейчас церкви прохлада развевается (руки заходятся мелкой дрожью именно поэтому, конечно же поэтому, только лишь поэтому, оттого что здесь холодно холодно холодно). даже в пустой церкви йере не чувствует себя наедине с богом. всегда есть что-то ещё, всегда есть кто-то ещё, всегда есть  т е н и, которые всегда обитаемы. на самом деле забавно: люди часто допускают, что в доме божьем демоны не водятся, но в аду ведь у бога тоже гегемония — не хуже, чем в небесном иерусалиме, просто негласная. йере не нужно их видеть, он их чувствует перманентно: демоны щерятся на него из дальних углов молитвенного зала, из подоконников старых окон, заросших паутиной, из потолочных балок, из тени деревянного распятия на стене (снизу, кажется, оно начинает подгнивать, прямо с голгофы), из собственной тени, вестимо тоже. йере никогда их не боялся — устанешь бояться того, что следует за тобой повсюду, что всегда было естественной твоей частью — но сейчас его до костей пробирает почему-то. это из-за холода, зубоскалит он сам себе, хотя причину знает прекрасно — изо всех сил пытается вышвырнуть из головы слова отца и впервые с почти первобытным отчаянным ужасом обнаруживает, что не может этого сделать, что "отец никогда не ошибается" с самого начала звучало одиннадцатой заповедью, априори истинной. проще повторить наизусть вслух тем же тоном, что и отец, с тем же завораживающим хладнокровием, как у отца. йере раз за разом на обрывках фраз нарочно внимание акцентирует, чтобы снова стало не по себе, чтобы опять стало больно, чтобы прочувствовать всё заблаговременно, сразу, прямо сейчас, пока никто не видит, пока отец не видит, пока мёрфи не видит.

[indent]«он обречён». «с ним будет проще, чем с остальными — он верит тебе». «такова воля бездны».

[indent]— такова воля бездны, эхом выдыхает йере вместе с сигаретным дымом куда-то вверх и с неприкрытым отвращением вслушивается в свой голос. в отличие от отца хладнокровно не получается, получается фальшиво, сломано, жалко до одури, как будто изнутри тоже что-то безнадёжно сломалось и болью отдаётся теперь в голосовых связках. йере знает: с мёрфи не будет проще, чем "с остальными", и дело как раз в доверии. йере знает, каким взглядом смотрят на него обречённые: во взгляде мёрфи он не находит того, чего спасти уже нельзя. а ещё йере знает и всегда знал, что, в отличие от отца, ему свойственно ошибаться.

[indent]всё происходит так, как и должно быть, йере просто снова, опять, в очередной раз ошибается: в какой-то момент наплевал на осторожность и теперь в собственной лжи как в полынье тонет. вместо бурного паводка под ногами, в лёгких, под кожей растекается  н е н а в и с т ь, давно забытая, всё ещё не сгнившая, голодная.
йере не знает, чего ему хочется больше — свернуть мёрфи шею, желательно быстро и желательно при первой же встрече, чтобы покончить с этим как можно скорее, или сперва собственноручно скормить себя демонам, желательно прямо сейчас, прямо здесь, на церковной скамье, чтобы выпотрошили изнутри и ничего после себя не оставили.

[indent]йере на распятие смотрит и не находит нужных молитв. ему нечего сказать богу (бог не поможет, не станет помогать, не в этот раз). это кажется справедливым: он и так соврал достаточно, когда вслед отцу бросил короткое отрешённое — я справлюсь. на языке крутилось другое (« — может, ещё есть время?»  « — может, его ещё можно спасти?»  « — может, ему необязательно  у м и р а т ь?») но они оба знали заранее, что ответ будет именно таким. единственно правильный ответ или единственно возможный, йере не до конца понимает, но в том, что выбора у него нет и не было  н и к о г д а, уверен доподлинно.   

[indent]он играючи и чистосердечно врёт всем: деревянному превращающемуся в труху распятию, демонам, отцу, богу, бездне, самому себе.

[indent]и всё-таки самому себе и даже богу врать куда проще, чем мёрфи. йере убеждается в этом окончательно, когда снова ему в глаза заглядывает (действие обоюдное, неизбежное, почти сакральное) и не думает, не помнит, не вспоминает, что с минуту назад, перед тем, как открыть дверь, он пообещал себе этого не делать, запретил себе совершать одну и ту же ошибку из раза в раз. в голове что-то противно клацает: всё происходит (не) так, как должно быть, всё это так по-обидному (не) п р а в и л ь н о.

[indent](мёрфи сам пришёл, и йере рефлекторно хочется ненавидеть его за это. ещё хочется достать ключи и замкнуть изнутри на все обороты, чтобы окончательно все пути к отступлению отрезать для них обоих. но он откладывает на потом, тенью следует за мёрфи и снова  о ш и б а е т с я)

[indent]конечно, он о мерсере. конечно, произошло то, что и должно было произойти рано или поздно. конечно, это последнее, о чём йере хочется думать. мёрфи в высшей степени отвратительно, и йере чужое напряжение ощущает почти физически, почти как своё собственное, вот только своего собственного и без того в избытке. изнутри саднит, наизнанку выворачивает, пресловутое всё (не) так, как должно быть снова и снова натирает (когда готовишь петлю на чужую шею, разумно сперва проверить крепость узла на своей). мёрфи со всем его бессильным отчаянием, со всей его напускной злобой демонов только раззадоривает, (не)осознанно провоцирует.
 
[indent]мёрфи, неужели не видишь, что так только хуже себе делаешь?

[indent]уголки губ подрагивают в улыбке ироничной, почти издевательской.
— чёрт, мёрфи. а может, уже хватит до такой степени себя ненавидеть? может, перестанешь хотя бы на пару минут, так, для разнообразия? йере парирует неожиданно для себя вслух, не скрывая раздражения, не скрывая тяжёлого взгляда, слишком громко, слишком  ч е с т н о, — блять, ты сам вообще слышишь, что говоришь? и тут же вынужденно осекается. у слов послевкусие вязкое, неприятное. горчит ещё невысказанным; тем, что для мёрфи, возможно, жизненно необходимо понять, пускай и вышло бы неминуемо болезненно; тем, что он, кажется, не поймёт уже никогда. в конце концов, йере должно быть плевать. в конце концов, мёрфи здесь не за этим. в конце концов, всё это потрясающе (не) правильно.

[indent]йере всё ещё нервничает, йере всё ещё мерзко непонятно страшно жутко невыносимо гадко, но себя настоящего он умеет прятать инстинктивно — судорожно сглатывает, опускает голову, закрывает глаза, позволяет себе наконец с шумом выдохнуть (короткое сдавленное — извини непроизвольно вылетает тоже на выдохе), позволяет себе больше не вгрызаться в мёрфи взглядом, ослабляет хватку. возвращается в самое начало (возвращается к тому, что в этот раз снова не может врать / может не врать). — не противно, нет. просто…больно. даже не представляешь, как.

[indent]приходится сделать над собой усилие, чтобы не ошибиться снова, чтобы держать дистанцию (специально держится на расстоянии, шарится в шкафах в поиске таблеток, оттягивает время, но мёрфи всё равно из виду не упускает), чтобы снова самому себе не солгать (проигрывает почти по всем статьям). проигрывает и тогда, когда невпопад спрашивает то, чего совершенно не хотел бы знать, чего ему знать не нужно (о чём мёрфи всем своим видом и так сообщает иносказательно, чёрт возьми)
— что ты сказал ему?

[indent]противиться ненужным мыслям бесполезно; йере хрустит шеей, хмурится, бегло рыскает взглядом по полкам (на мёрфи старается внимания не обращать, выходит паршиво), пытается себя отвлечь хоть чем-то, хоть на секунду перестать думать о том, что всё это не правильно совершенно, перестать думать о том, что он снова (ежесекундно) ошибается, перестать думать о том, что, кажется, сильно задел мёрфи, в конце концов хоть на секунду просто  п е р е с т а т ь   д у м а т ь.

[indent]«с чужими собой быть нельзя» растекается по воспалённому рассудку вместе с кровью, надсадно шумит в висках, пульсирует снова и снова. сердечный ритм (сбивающийся) разделяет каждое слово на такты, добавляет в каждое акцент, рефреном каждое повторяет стучит бьёт давит становится громче громче громче невыносимо. то, что когда-то было гордостью, устало огрызается: йере переполняет  п р е з р е н и е  к самому себе, почти звериное, плотоядное — чужих от своей паствы он всегда определял безошибочно, как учил отец, тогда почему, тогда КАКОГО ЧЁРТА он упустил момент, после которого мёрфи перестал быть чужим? (а что если мёрфи никогда чужим и не был?)

[indent]йере собственной бессильной злобой захлёбывается, травится со всей самоотдачей, потому что наконец перестаёт отрицать — он загнал себя в угол  д о б р о в о л ь н о. стало быть, затравленно искать виноватых теперь нет никакого смысла.

[indent]евангелие проповедует всепрощение, но по-настоящему, искренне прощать он научиться так и не смог (в оправдание заучил ещё в детстве диаметрально противоположное: "не прости неправды их и греха их не изгладь пред лицем твоим"; после смерти матери это стало звучать панацеей). винить кого-то всегда проще, в большей степени пускай даже самого себя — мёрфи тоже хочется презирать (мёрфи только мешает, он всегда только мешает, только всё портит, он всегда лишний, вечно брошенный, никому не нужный, но какого-то чёрта всё ещё на что-то надеющийся), и йере пытается соврать себе снова (не надо было его пускать  т о г д а, не нужно было в его страхи вслушиваться, ошибкой было пытаться помочь — обоюдоострая искренность теперь неизбежно кровоточит как после осколочного ранения, а ведь можно было позволить теням сожрать его изнутри ещё в ту ночь, так было бы проще им обоим). ненависть по венам перекатывается густой смоляной патокой, приторно-сладкая, хищная, всё ещё голодная; йере снова её приручает, к нему снова приходит подобие уверенности, хотя он понимает отчётливо: на этот раз ненадолго, на этот раз не полноценно, потому что стоит хотя бы единожды усомниться в правдивости собственной лжи — и ненависть доступ к кислороду перекроет нещадно и уже окончательно; ненависть тоже не умеет прощать. 

[indent](йере едва не смеётся собственным мыслям, злой улыбкой давится: он готов заплатить любую цену, лишь бы избавить мёрфи от его ненависти к себе, хотя своей личной услужливо демонов прикармливает и ничего фатального в своём положении не видит)

[indent]таблеток он не находит. находится способ эффективнее: йере нервно потрошит внутренности комода (боковым зрением подмечает: мёрфи делает шаг навстречу), откидывает в сторону смятые блокнотные листы, высохшие испорченные марки, записи проповедей, наконец натыкается взглядом на упаковку шприцев (на бережно запрятанные ампулы смотрит дольше, чем нужно, забывая о мёрфи всего на каких-то фатальных пару секунд). осознание приходит спустя пару долгих мгновений: так будет ведь проще им обоим, так ведь обоим будет легче, так будет правильно. йере не смеет врать себе хотя бы в том, что никаким другим способом он помочь навредить мёрфи попросту не сможет. в лёгких оседает что-то тяжелое настолько, что дышать сложно, дышать противно. в конце концов у йере просто нет выбора. в конце концов, такова воля бездны.

(мёрфи уже обречён)
(мёрфи всё ещё обречён)
(мёрфи всё ещё...)

[indent]изнутри резко прожигает  р в а н о й   б о л ь ю, выбивая из равновесия моментально, как после точечного сильного удара (вероятно, смертельного). йере вздрагивает, бледнеет, теряется; мёрфи достаточно прикосновения, чтобы обезоружить, чтобы (не)умышленно, неминуемо и так неосторожно  о п у с т о ш и т ь. где-то под рёбрами сквозит и разрастается отчаяние; отчаяние измождённое, тяжеловесное, пожирающее стремительно, распространяющееся по нервным окончаниям с пугающей жадностью. поступок мёрфи немилосердный, даже жестокий: йере стискивает зубы и дышит через силу, как можно глубже, как можно спокойнее, как можно дольше старается не выдавать того, что ему безумно страшно (сердце стучит совсем дико и неритмично, выдаёт йере с потрохами), что ему прямо сейчас больно до невозможности, что ему жаль. раз за разом спотыкаться о чужую веру всегда мучительно жаль: особенно, когда вера слепая и наивная; тем более, если вера эта не в бога, а в человека. такая вера не спасает, разве что гарантированно травит.

[indent]наверное, всё происходит так, как должно быть. мёрфи приносит на кончиках пальцев фальшивое утешение: йере чувствует чужое тепло и искренне хочет наврать себе, что у него есть выбор. первый порыв самый сильный, самый правильный — он накрывает руки мёрфи своей ладонью, сжимает крепко в спонтанной решительности, в рефлексы вслушивается, (не знает, что делать дальше).

(йере хочется с силой оттолкнуть мёрфи, схватить за запястье и вытолкнуть за дверь, нагрубить, накричать, доломать окончательно, сделать настолько больно, что он забыл бы дорогу к этому дому навсегда, чтобы убирался отсюда подальше, прямо сейчас, пока у него есть время, пока ещё не поздно, подальше от гибели, подальше от бездны, подальше от него самого)

(йере хочется скрутить мёрфи руки, не оставить шанса на спасение ни себе, ни ему, прижать к стене с вынужденной жестокостью, сомкнуть ладони на его шее и полнокровно отдать собственное право выбора бездне)

[indent]мёрфи бесполезным глупым неправильным доверием разбивает всю ненависть в д р е б е з г и, не оставляя напоследок ничего, кроме него самого. выбора не оставляя тоже. йере оттягивает время ещё на пару секунд, на выдохе откидывает голову назад, смотрит через трещины в потолке на бога и мысленно в отчаянной безнадёжной молитве просит его, чтобы бездне не досталась душа мёрфи, чтобы бездна осталась ни с чем, чтобы бездна издохла в голодной агонии, чтобы мёрфи каким-то чудом выжил, вопреки тому, что случится дальше. (обломки мыслей изнутри язвительно саднят — бог не станет помогать, не станет слушать, всё это абсурдно, бесполезно, потому что, по правде говоря, обречённых в комнате всё-таки  д в о е).

[indent]— всякий раз, когда ты приходишь ко мне таким, я хочу спасти тебя, хочу помочь. йере осторожно разворачивается к мёрфи и обнимает в ответ бережно, остаётся рядом, прижимает его голову к себе, зарывается пальцами в чёрные пряди. —...но всякий раз только хуже делаю, да? йере знает, конечно же знает, что всё это (не)правильно, что в попытке не соврать он предаёт мёрфи ещё в самом начале, когда ему дверь открывает. мысли душат, изводят, хочется от них избавиться, хочется перестать думать, перестать чувствовать, впустить пустоту внутривенно, вместе с лекарством (наконец помочь мёрфи по-настоящему, даже если уже слишком поздно).
[indent]— может, разрешишь сделать ещё одну попытку? губы смазывает короткая усталая улыбка, ни разу не честная: желательно не лгать, но заветное в последний раз всё-таки застревает поперек горла и остаётся гнить внутри. йере тянется рукой к комоду (отпускать мёрфи патологически не хочется — другого раза уже не будет — он старается объятия не разрывать), шелестит упаковкой и, когда встречается с мёрфи взглядом (снова дольше, чем нужно), не может не задать такое знакомое им обоим, такое жизненно необходимое им обоим — ты всё ещё доверяешь мне, мёрфи?